В истерии поэтическое творчество — способность наполнить индивидуальный человеческий опыт протеическим подводным миром универсальных и объединяющих образов и чувств — соскальзывает в опасные искажения реальности. Человек, который не может позволить себе эту приостановку собственной способности испытывать реальность, не в силах наслаждаться театром, а тот, кто допускает это слишком по́лно, — сумасшедший. …Вполне вероятно…что Дионис — это Бог иллюзии, и как таковой он в высшей степени подходит для роли бога театра.1
Греческий театр, как и дионисийские пирушки, выступал коллективно санкционированным опытом Нептуна. Но в то время как дионисийские обряды служили главным образом нуждам угнетённых, разочарованных и обесценившихся женщин, театр был доступен каждому. Греческий театр священен для самого́ Диониса, и актёры были его слугами. Маски, которые они носили, говорили об их архетипических ролях, ибо дионисийское переживание должно́ было быть всеобщим, а не личным. Его главной целью становился катарсис, коллективное психическое объединение, подобное массе, которое связывало исполнителей, зрителей и божество в глубоком эмоциональном осознании жалости к участи человечества и благоговения перед богами. Теперь мы используем слово катарсис для описания любого высвобождения сдерживаемой эмоции, которая служит для очищения и обновления. Это месмеровский «кризис», затопление суши морем. Греческие зрители вели себя не так хорошо, как мы сейчас; они вопили, визжали, рыдали, проклинали и мучились вместе со своими актёрами. Интересно, что греческое слово «актёр» — это hypokrites, от которого мы получаем известное нам «лицемер», определяется в «Словаре Чемберса. ХХ век» как тот, кто «скрывает свой истинный характер». Студенты-астрологи с готовностью признаю́т это одним из наиболее неприятных аспектов нептунианской природы.
Греки всегда ставили свои трагедии рядом с комедиями, и их комедии неизменно были грубыми, фаллическими и непристойными. Это тоже было объединяющим переживанием, а также частью Диониса, который управлял всем экстатическим самозабвением как духа, так и чувств. Истерия театра и истерия дионисийских обрядов были глубокими и изощрёнными признаниями богоданного стремления, которое, будучи непризнанным и неосуществлённым, приводило к болезням тела и души, но которое, будучи правильно направленным, приносило возрождающий опыт единения с самой универсальной жизненной силой. Так как в наше время стало модным превращать нашу оперу и театр в сухие идеологические комментарии по политическим убеждениям режиссёра, а наши религиозные обряды — в вялые общественные события, то неудивительно, что сегодня истерия превратилась в болезнь, которая относится к области клинической психиатрии.
Лиз Грин «Астрология Нептуна. В поисках спасения»
Вольный перевод и изложение ©Лора Савлова
2020-06-14
