Мотив смерти в любви

Ты — мой Путь; я блуждаю без указаний твоего компаса.

Ты — мой Свет; когда тебя заслонили, что я увижу?

Ты — моя Жизнь; если ты покинешь меня, я умру.

Фрэнсис Куорлс

В нынешнюю эпоху спасение кажется не таким насущным вопросом, каким было тысячу лет назад. В западных странах не так уж много людей — за исключением священнослужителей,— которые сознательно посвятили свою жизнь поиску единения с божественным. Эпоха великих мистиков миновала, и теперь в коридорах психиатрической больницы можно встретить флагеллантов и отшельников, замаскированных под истериков и шизофреников.

Когда мы сталкиваемся с людьми, которые кажутся более или менее здравомыслящими и сведущими, но всё же озабочены Богом, мы чувствуем неловкость и стараемся вести себя насторожённо, словно столкнулись с гадюкой. С 1960-х годов эзотерически настроенная субкультура расцвела по обе стороны Атлантики, что нашло своё отражение в росте числа гуру и духовных сообществ. Эта субкультура, подобно мистическим культам поздней Римской империи, приняла астрологию как часть своего мировоззрения, а астролог, в свою очередь, приобрёл множество клиентов, ищущих руководства на пути своего духовного развития. Это можно рассматривать как современный эквивалент средневековой озабоченности спасением. Но сегодняшняя эзотерическая субкультура мала и изолирована от коллектива. Зачастую она отказывается вступать в какой-либо творческий диалог с более материалистическими перспективами, реагируя на жёсткость научного мировоззрения собственной жёсткостью, а иногда поляризуясь с земным миром, словно нептунианский ребёнок со страшным и ненавистным сатурнианским отцом. 

В наши дни коллективные цели более прозаичны. Это, пожалуй, не так уж плохо, поскольку, отчасти благодаря растущему реализму устремлений, качество жизни в эту эпоху значительно лучше, чем было в те дни, когда приближалось Второе Пришествие. Хотя мы склонны идеализировать прошлое (нептунианская склонность, сродни греческому мифу о Золотом Веке), в те, более невинные дни, средняя продолжительность жизни была меньше тридцати лет, и превратности постоянных войн, эпидемий, общего насилия и хаоса в обществе, как правило, делали эти тридцать лет в значительной степени неприятными.