Воздух в комнате тяжёлый, и Старый Учёный кажется «измученным заботами». Он без устали отдавал «себя неутомимо материалу науки и исследования, беспокойно и одинаково оценивая, как будто он персонально обязан был представлять, как разрабатывается научная истина». В этом описании Юнг, по-видимому, воссоздаёт изображение Сатурна, данное длинным списком астрологических авторов на протяжении многих столетий, но в крайней и очень персонализированной форме. Юнг сначала считает, что Старый Учёный ведёт «идеальное, хотя и одинокое существование». Хотя в Liber Novus нет его изображения — только его каменный замок, — его описание отражает образ Отшельника Уэйта в Главных Арканах Таро1, стоя́щего в одиночестве в бесплодном горном ландшафте с фонарём и посохом.
Но Учёный, хотя и принадлежит к той же цепи образов сенекса, что и Илья, является печальной и саморазрушительной фигурой. Его личность однобока, и он, кажется, олицетворяет то, что Юнг переживал как собственную жёсткость интеллекта — ту же жёсткость, которая «отравила» гигантского Издубара. «Старик окаменевший в своих книгах, защищающий ценное сокровище и завистливо прячущий его от мира».2Старик держит свою дочь в заточении, боясь позволить ей столкнуться с опасностями мирской жизни. На этом этапе повествования Юнг, очевидно, начинает осознавать, что интеллект, движимый научным честолюбием и не поддерживаемый никаким эмоциональным взаимодействием души с жизнью, приводит к сухому и бесплодному существованию:
«Возможно, вы думаете, что человек, который концентрирует свою жизнь в исследовании, живёт духовной жизнью, и его душа живёт в более широком измерении, чем у других. Но такая жизнь также внешняя, также как внешняя жизнь человека, который живёт для внешних вещей… Пойдите на собрание учёных, и вы увидите их, этих жалких стариков с их великими заслугами и их голодными душами, жаждущими узнавания и их жажду, которая никогда не может быть утолена».3