По-видимому, существует намеренная связь между сатурнианской природой каменной фигуры Atmaviktu и солнечной отсылкой к «творческому импульсу». Эта связь между Сатурном и Солнцем появляется сначала у Ильи, когда каменистый ландшафт достигает кульминации в круглом храме Солнца, и у холодного, сухого отшельника, обитающего в горячем, иссушенном солнечном ландшафте и жаждущего Солнечного света. Вырезанная Юнгом скульптура Atmavictu, которую он поместил в своём саду в Кюснахте, изображает бородатого старика с тонкой, вытянутой фигурой, похожей на древнегреческую герму, с руками, вытянувшимися в змееподобную спираль вокруг тела. Он повторяет фигуру митраистского бога Айона – Кроноса, а также фигуры Ильи — неизменно сопровождаемого чёрным змеем — и Филимона, изображённым в Liber Novus в виде змеи слева от ног старого мага. Утверждение Юнга о том, что и Atmavictu, и Илья превращаются в Филимона и все трое представляются воплощениями змеи, предполагает наличие единого архетипического ядра, проявляющегося в различных образах, и все они указывают на сатурнианское ядро.
Цепь ассоциаций, которую Юнг изобразил и описал в связи с Atmavictu, — старик, змея, тень, камень, демиург, козел, prima materia — все без исключения символы, которые он рассматривал как сатурнианскую sunthemata. Даже животные, представляющие различные воплощения Atmavictu, согласно Юнгу, являются сатурнианцами.
Он ассоциировал медведя с nigredo prima materia, тождественным Сатурну;1 змея, которая появляется в Liber Novus как душа Юнга, так же, как и Сатурн, выступает «ядром самости»; а тритон, как жаба и дракон, сродни саламандре, образу сатурнианской прима-материи, которая очищается в процессе эволюции огнём при получении алхимического золота.2В этом тщательном выборе соответствий, тесно отражающей планетарные «цепи», описанные Ямвлихом и Проклом, Юнг продемонстрировал уникальное понимание астрологических символов, их связи с мифическими повествованиями и образами, а также способность выявлять неожиданные связи с другими планетарными архетипами в формировании специфической динамики отношений, таких как Сатурн – Луна и Сатурн – Солнце.
Хотя Юнг, возможно, и не понимал полного психологического значения алхимии, когда работал над своим Atmavictu, он был знаком с греко-египетскими алхимическими текстами и их астрологическими соответствиями. Юнг также был хорошо знаком с древнегреческим богом-козлом Паном, и с сопровождающей его свитой диких сатиров и его значением как символом либидо.3Пан отражает «абсолютную связь с природой»4, а сатир, согласно Юнгу, «является намёком на Бога-козла или человека-козла; он символичен, почти божественен».5Пан в гностических текстах также был «изречением бога» и «пастырем белых звёзд», которые Юнг понимал как синонимы Самости, матрицы и организующего принципа сознания.6Цитируя отрывок из Ницше, Юнг также раскрыл одно из возможных вдохновений легенды об образе, сопровождающей изображение Atmavictu, который «вернулся в бесконечную историю»: Момент вечности — священный для Пана полуденный час:
«Не улетело ли время? Не падаю ли я? Не упал ли я — слушай! — в колодец вечности?»7
- Юнг, Собр. соч. Том 12, ¶726; Юнг, Собр. соч. Том 14, ¶172.
- Юнг, Собр. соч. Том 12, ¶404, п. 8; Юнг, Собр. соч. Том 13, ¶177; Юнг, Собр. соч. Том 14, ¶172, п. 264.
- О Пане как символе либидо см. Юнг, Собр. соч. Том 5, ¶298.
- Юнг, Видения, Том 1, С. 62.
- Юнг, Видения, Том 1, С. 68.
- Юнг, Собр. соч. Том 9ii, ¶310.
- Юнг, Собр. соч. Том 9i, ¶210.