В конце концов, Фрейд начал подвергать сомнению свою теорию травмы. Если все травмы, описанные сначала под гипнозом, а затем с помощью техники «свободной ассоциации», действительно случались с людьми, то практически все, кого он знал, подвергались сексуальному насилию в детстве; и это было откровенно абсурдно даже в Вене.
Затем он исследовал возможность того, что воображаемая травма столь же сильна, как и буквальная. «Воспоминания», которые он считал источником истерии постепенно превратились скорее в символические фантазии, чем в реальные события. Эти фантазии кристаллизованы каким-либо событием; или же отражают психические, а не физические события, такие как невыраженные подводные течения насилия в семье. Фрейд, в конце концов, признал, что фантазия столь же сильна, как и физический факт, и вызывает ещё более мучительное чувство стыда и отвращения, потому что некого винить, кроме самого себя. Таким образом, бессознательные кровосмесительные чувства со стороны родителя в сочетании с фантазиями «исполнения желаний» эротического характера у ребёнка трансформируются в «память» о союзе, который никогда не имел места.
Вопрос об актуальности ранней сексуальной травмы всё ещё занимает нас сегодня. Поскольку предполагаемые случаи жестокого обращения с детьми продолжают множиться в прессе, наш подход начал поляризоваться довольно пугающим образом. Некоторые социальные работники, психотерапевты и психиатры полагают, что все утверждения о жестоком обращении буквальны, даже если человек «внезапно» вспомнил, что он подвергался насилию спустя сорок лет после этого события, и проявил склонность бережно относиться к истине в других сферах жизни. Другие полагают, что воспоминания о жестоком обращении, которые неожиданно возвращаются позже, — это неизменно фантазии, служащие более тёмным потребностям пациента, чтобы угодить терапевту, а также намеренно, хотя и бессознательно, направленные на причинение вреда или уничтожение родителя, совершившего не больший грех, чем обычная человеческая бесчувственность.
Похожая поляризация наблюдается и в нашем отношении к маленьким детям, которые утверждают, что подвергались жестокому обращению. Либо они бесстыдно лгут, либо они слишком молоды, чтобы быть способными лгать, и поэтому должны быть немедленно изъяты из-под опеки обвиняемого родителя. Жестокое обращение с детьми происходит, и даже чаще, чем нам хотелось бы верить. Но это гораздо более сложное дело, чем один «злой» родитель, совершающий безобразие в лоне счастливой, хорошо устроенной семьи. Более того, недавнее внимание прессы, сосредоточенное на этом вопросе, предлагает замечательное оружие тем, кто сознательно или бессознательно желает обрушить апокалиптическую месть на члена семьи, который не дал им абсолютной преданности, которую они считают заслуженной. А жестокое обращение в детстве не всегда и даже нечасто приводит к истерическому расстройству личности. Чаще всего это приводит к недоверию, самоуничижению и ужасному чувству предательства со стороны другого родителя, которого ребёнок должен был бы знать и лучше защищать. Иногда, просматривая газеты, кажется, что мы, как коллектив, всё ещё не осознаём сложности нептунианской стороны человеческой природы, несмотря на новаторские исследования Фрейда столетие назад.
